lessphp error: variable @inputHeight is undefined: failed at ` margin-bottom: 10px;` /home/kobzaua/kobza.com.ua/www/templates/kobza/less/template.less on line 132 Из Москвы — с любовью…
Друк
Розділ: Бібліотека української літератури

Літературні читання в БУЛ ведуть письменники Віталій Крикуненко та Іван ШишовПоэтические юбилеи на Трифоновской, 61

Библиотека украинской литературы в Москве много делает для ознакомления москвичей с богатой культурой и историей Украины, творчеством ее писателей, мастеров искусств. Здесь действует литературная гостиная, отмечаются  юбилейные даты, связанные с именами наиболее ярких поэтов и прозаиков,  их творчеству посвящаются книжно-иллюстративные выставки и литературные чтения, поэтические вечера и презентации.

Так, в июле читатели смогли ознакомиться с экспозицией, представляющей до недавнего времени малоизвестного даже в Украине поэта сложной и драматической судьбы - Олега Ольжича, замученного гитлеровцами в концлагере Заксенгаузен. Представленная в Библиотеке выставка посвящена 100-летию со дня рождения поэта. Он — сын выдающегося,  любимого многими поклонниками поэзии, украинского лирика прошлого века Александра Олеся — сегодня так же, как и его отец, становится  на своей Родине хрестоматийным автором. Проницательный читатель его стихов непременно заметит в них образные и интонационные «переклички»  с  прекрасными русскими поэтами — Николаем Гумилевым, Александром Блоком, у которых  в пору своего литературного ученичества брал творческие уроки юный романтик Олег Кандыба (подлинная фамилия поэта). Непростые перипетии, связанные с  активным участием Ольжича в политической жизни эмиграции, где он формировался как художник слова и общественный деятель, привлекают к нему внимание не только любителей поэзии, но и историков, исследователей деятельности украинских эмигрантских организаций?

°ций  и политических движений ХХ в. Далеко не все может принять современный читатель в многогранном творческом наследии Олега Ольжича, однако же  без него уже невозможно в полной мере представить украинскую поэзию 30-40-х гг. прошлого века.

Так же, как и без еще одного яркого творца (отличавшегося чрезвычайной, вошедшей едва ли не в предания) скромностью —  Васыля Мысыка, столетний юбилей которого был отмечен в Библиотеке литературными чтениями.

Сопровождавшийся традиционным чаепитием разговор об этом советском  поэте удивительным образом соприкоснулся  с  трагической темой эмигранта Ольжича. И дело не только в том, что, Васыль Мысык, побывал по ложному  обвинению в покушении на С.М. Кирова на Соловках (1934-1940 гг.), а во время войны, уйдя на фронт добровольцем и попав в окружение, как  и Олег Ольжич, стал узником фашистского концлагеря. Дело не в упомянутом биографическом совпадении. Оказалось, что поэт-эмигрант Ольжич, внимательно следивший за  всем лучшим, что появлялось в литературе на советской Украине, выделил Василя Мысыка как  одного из  наиболее талантливых в своем поколении. И в 1938 г. посвятил ему большую статью, опубликованную в эмигрантской газете. При этом, судя по  дошедшему до нас тексту, автор совершенно не был уверен, что арестованный четырьмя годами ранее, в  1934 г., Мысык остался в живых. Потому-то и воспринимается его отклик на творчество советского поэта едва ли не как некролог. «Родился Мысык в 1907 г. в крестьянской семье. Писать начал  на 14 году жизни. Первая вещь напечатана в 1923 г. Был членом литературных групп: «Плуга», «Пролетфоронта»

и «Всеукраинского Союза Пролетарских Писателей». Книги: «Травы», сборник  стихов, Харьков, 1927; «Голубой мост», 1929; «Галаганов сон», новелла, 1931; «Четыре ветра», 1930; «Песни и поэмы» Р. Бернса, 1931; «Тысячи километров», очерки, 1931.

Столько  подает московская «Литературная энциклопедия». Там же  говорится, что на ранних произведениях Мысыка отразилось влияние неоклассиков и символистов. Упрекают его в «отрыве от социалистической действительности, идеализации античности, интеллигентском эстетизме»…»

И далее в своей статье Ольжич свежо и интересно комментирует творческие находки Василя Мысыка, усматривая в нем, мастера пейзажа, мыслителя,  способного «в пластических, стилизированных человеческих образах отразить тысячелетнюю мудрость и эстетику крестьянской национальной стихии». Вот примеры критической наблюдательности рецензента: «Степь у Мысыка настолько жива, что становится образом самой жизни; трава — символ вечного возрождения, будущности:

Одживають печальні, сірі,

Й безконечно буйна, жива

Над усім в голубім безмір`ї

Проростає трава.

Бо минуле твоє в могилах,

А майбутнє в траві.

А вот несравненная антропоморфизация:

Обмолотилось літо,

Штилі зносило, зерно зсипало,

Честь честю

Прибрало в хаті,

Змело з луток мертвих мух,

Пахучий хліб на хронових листках

Із печи повисаджувало — та й лягло

І вмерло.

Хто його могилу знайде,

Малесеньку могилку —

Між тисячами інших? —

Невтішна вишня —

Хитається над нею

І плаче солодко…

А заканчивая свой обзор творчества лично неизвестного ему поэта из советской Украины, Ольжич, узнавший о горестной судьбе репрессированного певца с его «тонкой меланхолической символикой», не воздерживается от  взволнованной публицистической инвективы: «…Это он, трактор «сплошной коллективизации», «ликвидации кулака как класса» и Украины как нации, прокатился через свежего и душистого, как степные травы, Василя Мысыка». И все же «разве сможет что одолеть животворящую силу земли? Видим:

…Безконечно буйна, жива,

Над усім в голубім безмір`ї

Проростає трава».

В 1944 году Ольжич был казнен в лагере смерти. И где-то в то же время в другом фашистском концлагере  в очередной раз допрашивали «простого сельского учителя», как  представлялся своим надзирателям  советский военнопленный поэт Василь Мысык, участник лагерного подполья. Ему, взволнованному ночным вызовом, ткнули в лицо газету… Славянский шрифт, украинские буквы, слова, родной язык, его стихи… Целая подборка стихов и  статья о нем. Где же это напечатано? Догадался не сразу — не иначе, как в какой-то из эмигрантских газет.

— Это твои? — спросил офицер.

— Что? — с притворным спокойствием переспросил Мысык.

— Твои стихи?

— Нет. Я не пишу стихов…

Но ведь здесь твоя фамилия?

— Это однофамилец. Разве мало на Украине Мысыков? И здесь написано, что он погиб в ссылке…

Этот эпизод, приведенный писателем Олесем Лупием в предисловии к составленному им сборнику ранее не печатаемых в книгах произведений В. Мысыка «Серед сонячної повені» (Киев, «Радянський письменник», 1987) с необычайным драматизмом и высветил для участников литературных чтений упомянутое соприкосновение судеб двух поэтов. Ведь это именно казненному гестаповцами Ольжичу принадлежала публикация стихотворений Василя Мысыка, на которого охотились гитлеровские ищейки, видимо, не без оснований догадываясь о его связях с лагерным подпольем, о его незаурядной личности.

В марте 1945 года поэту удается  осуществить побег из фашистской неволи.

Вернувшись на Родину, Васыль Мысык, пусть и не сразу (давало о себе знать неправедное осуждение и связанный с ним запрет на публикации, реабилитирован же был только в 1956 г.) продолжил плодотворную литературную работу. Начиная с  1958 года, выходят  его поэтические книги:  «Избранное», «Борозды», «Вершина», «Чернотроп», «Возле криницы», «Поле», «Берег», «Планета», сборник рассказов «Брянский лес», а также отдельные издания переводов из Бернса, Китса, Хайяма, Рудаки, Гафиза.

В 1977 году за весомый вклад в сокровищницу искусства поэтического перевода он был удостоен Республиканской премии имени М. Рыльского.

Умер Василь Мысык 3 марта 1983 г. в Харькове.

Участники   литературных чтений  смогли приблизиться к  замечательному образу, удивительно богатому миру поэта. Прозвучали не только сообщение о его жизни и творчестве, с которым выступил литературовед, член Союза писателей Украины и Союза писателей России В. Крикуненко, многие стихи и переводы Василя Мысыка, увлеченно прочитанные гостями Библиотеки, но, что было особенно ценно, — живые воспоминания о встречах с незабываемым, которыми поделился московский писатель, в прошлом харьковчанин Иван Яковлевич Шишов.

Своеобразным продолжением чтений стало посещение гостями БУЛ представленной в Библиотеке выставки работ художника Бориса Дятлова, участника освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков. В Большом зале гостям был представлен и недавно подаренный Библиотеке скульптором Семеном Лоиком величественный барельеф Тараса Шевченко. Покидая Библиотеку, участники чтений  и по дороге к станции метро продолжали взволнованный разговор. И был он — о высоком, о поэзии.

Учасники літературних читань в БУЛ

На світлинах: Літературні читання в Бібліотеці української літератури в Москві ведуть письменники Віталій Крикуненко та Іван Шишов. Учасники літературних читань.

Виталий КОСОВЩИНА.

г. Москва

Стихи и переводы Васыля МЫСЫКА

Сучасність

Так, мабуть, і в часи Бояна

Квітчалася пора весняна,

І хмари насували з-за Дніпра,

І пінилась потоками гора,

І яструби за обрій углибали,

І дзвінко озивалися цимбали,

І в пралісах озера голубі

Вглядалися в небесну дивну ясність.

Все, як тоді. А де ж вона, сучасність?

Вона — в найголовнішому: в тобі.

1965

Ілля

Как натянул-то ён тугой лук,

Стрелил по маковкам золоченыим…

З билини про Іллю Муромця

«Постій, Ілля, і не збивай тих маківок

Із київських церков! Ти б іншим краєм

Зайшов своїх бояр! Тобі однаково,

А ми, нащадки, жаль на тебе маєм.

А ми тепер копаємось у розсипах,

Вишукуєм перезабуті лази —

І тії друзки, що в музей приносимо,

Цінуємо дорожче за алмази».

Глянув оскілком

З-під волохатої брови.

«Ще дужче замахну, ще більш навергаю!

Хрести і охрести пропий, голото!

Ті бані з позолотою померхлою

З найкращих душ повикрадали злото.

Не вірю, щоб у друзках ви кохалися,

Смакуючи не трунок, а поденки,

Щоб ускромились так, облоскоталися

Ількової натури окоренки!»

1960

Крапля

В кімнаті темно від полиць угнутих,

Мелодій непочутих,

Од весен страчених,

Лиць непобачених,

Од вічної незвершень тяготи,

Од зажди неосяжне осягти.

А за вікном без тіні за клопоту,

Маленька крапля, що їй жити мить,

Кругліє, знизується з дроту

І — поки до землі летить —

Встигає всесвіт у собі вмістить.

1965

Роберт БЕРНС

Джон Ячне Зерно

Зложили присягу колись

  Три східних королі,

Щоб Джону Ячному Зерну

  Не жити на землі.

Вони взяли його в поля

  I приорали там —

I в борозні загинув Джон

  На радість королям!

Та тільки травень надійшов

  I гримнув перший грім,

Джон Ячне Зерно з глибу знов

  Повстав на диво всім.

Під літнім подихом палким

  Він виріс і зміцнів

I в стріли вбрався, щоб ніхто

  Напасти не посмів.

Війнула осінь холодком —

  Він висох і поблід

I сиву голову свою

  Схилив у пил, як дід.

Щодня він старівся й слабів,

  I знову навкруги

Зійшлися з задумом лихим

  Жорстокі вороги.

Коліна гострим різаком

  Перетяли йому,

Зв'язали міцно й повезли,

  Як злодія, в тюрму.

На тік поклавши, узялись

  Його киями бить,

I вішали перед дощем,

  I торсали щомить.

У яму кинули його,

  Водою повну вкрай,

I залишили Джона там

  На муку і одчай.

I, витягши, на землю знов

  Жбурнули, і, коли

Життя з'явилося у нім,

  Знов бити почали.

Страшним вогнем його пекли

  I катували знов;

А мельник всіх перевершив:

  На пил його змолов.

Вони взяли всю кров його

  Й пили навкруг стола —

Й що більш пили її, то більш

  Веселість їх росла.

Джон Ячне Зерно був колись

  Уславлений герой;

Бо хто скуштує кров його,

  Стає одважним той.

Бо хто скуштує кров його,

  Той горе забува —

I плачучи, веселий спів

  Заводить удова.

Нехай же кожний піднесе

  За Джона келих свій,

Щоб рід його не припинявсь

  В Шотландії старій!

Ми йдем у бій

Ми йдем у бій за короля,

  Шотландіє, прощай!

Ми йдем у бій за короля

  В чужий ірландський край,

      Серце,

  В чужий ірландський край.

Ми все зробили, що змогли,

  Та все, усе дарма!

Прощай, любов і рідний край,

  Вже дому в нас нема,

      Серце,

  Вже дому в нас нема.

Він обернув свого коня,

  Сіпнув за поводи,

Ніколи бідний мандрівець

  Не вернеться сюди,

      Серце,

  Не вернеться сюди.

Приходить із морів моряк,

  А із війни солдат;

Лиш я од милої пішов,

  Щоб не прийти назад,

      Серце,

  Щоб не прийти назад.

Коли впаде на землю тьма

  I стихне людська річ,

За тим, хто у чужих краях,

  Я плачу цілу ніч,

      Серце,

  Я плачу цілу ніч.

До дитини,

яка народилася сиротою

в нещасливих родинних обставинах

Любові первістко жадана,

  Така слабенька й мила!

Не то в людини — в істукана

  Ти б серце зворушила!

Що діять? Віхола груднева

  Вдирається до хати;

Не стало матернього древа,

  Щоб доню заховати.

Хай той, хто бурю посилає,

  Хвилює в морі води,

Тебе віднині захищає

  Від холоду й негоди!

Чия рука жене, незрима,

  Од нас недугу й скруту,

Хай древо матернє підтрима

  I згоїть рану люту!

Ще вчора квітла люба врода

  Край тихого потоку,

А нині гне її негода,

  Безщасну, одиноку.

Рости ж — і будь благословенна,

  Гірку минувши чашу,

I брость од тебе незчисленна

  Хай землю вкриє нашу!

Ця електронна адреса захищена від спам-ботів. вам потрібно увімкнути JavaScript, щоб побачити її.

30 июля 2007 г.