lessphp error: variable @inputHeight is undefined: failed at ` margin-bottom: 10px;` /home/kobzaua/kobza.com.ua/www/templates/kobza/less/template.less on line 132 «Разговор Великороссии с Малороссиею»

Россия - УкраинаУкраїнські скрижалі: вибрані сторінки журналу «Український огляд - Украинское обозрение»

Під цією рубрикою журнал має намір друкувати документальні свідчення української державницької думки — від найдавніших часів до наших днів. Поміж таких текстів далекої минувшини сьогодні привертає особливу увагу гостро публіцистичний віршований діалог  — «Разговор Великороссии с Малороссией», в якому цікаво і, як нам видається, навіть повчально для сучасних політиків потрактовуються непрості й тоді питання українсько-російських взаємин. Авторство цього своєрідного трактату «геополітичного трактату» — яскравого твору української національно-державницької думки 18-го століття належить перекладачеві Генеральної Військової Канцелярії тодішньої гетьманської  України зі столицею в Глухові Семенові Дівовичу, вихованцю Київської Академії та Петербурзького університет. «Разговор...», що його  патріотично налаштований автор «сочинил в честь, славу и защищение всей Малороссии» написано якраз на початку царювання Катерини II, коли керівні українські кола мали поважні підстави побоюватися нового курсу імперської політики — замість сприятливої для України політики цариці Єлисавети і Петра III.

Віталій Крикуненко

Разговор Великороссии с Малороссиею (уривки)

Великороссия:

Кто ты такова родом, откуда взялася?

Скажи, скажи начало, с чего произвелася?

Малороссия:

От древних казаров род веду и начало,

Названий сперва было у меня немало;

Ибо, по полуночных разсеянна странах,

В готских, жмудских и других слыла я именах.

В.-Р.

И ныне как зовешься — объяви точно мне,

Под ким прежде жила, иль кто подлежал к тебе?

М.Р.

От разсеяний Малой Росссиею слыву,

Издавна своими было вождами живу

И неприятелям многим сопротивлялась,

Силно, храбро и бодро с оними сражалась,

Потом к полским королям стала уже надлежать,

А оттуда оталась других царей искать

В.-Р.

Кому после в защиту себя привернула

И кому повек ужо служить присягнула?

М.-Р.

Российского государя пред всеми почла,

Ему добровольно себя вечно предала.

В.-Р.

Зачим было тебе от Полши отдиляця,

Зачим другому государю предаваця?

Видно, что не можешь при одном долго служить,

Рвешся толко туда и сюда переодить;

Одна самоволность тебя к тому доводит,

Которая ненависть к тебе других родит.

М.-Р.

Сего вправду сказать ты не может про меня,

Будто по самоволности перехожу я:

Не видя тол славного российского царя,

Поддалась ему вечно, на турков несмотря,

Кои много раз ко мне дары присылали

И поддачи моей им всемерно желали.

Я-ж христианскаго государя предпочла.

Ему в защищени повек себя дала:

Ибо там силы мои много истощались,

Когда поляки злобно надо-мною здевались,

Почему здесь я уже на век утверждена,

Силною рукою от врагов будучи спасена.

В.-Р.

Так ты толко видно тем вздумала поддаця,

Что не могла своею там силою защищаться,

А не по усердию и верности прямой,

И сидя спокойно ползуешься только мной?

М.-Р.

Усердие мое и верность видишь явну,

Доброволну поддачу почет за вещь главну,

Чего ежелибы во мне вправду не было,

Войско бы мое себя ему не поддало,

Но искал-бы в в защиту свою власти другой.

Вспомни, что представила я выше пред тобой!

И сего не можешь промолвить ты устами,

Будто одними живу твоими трудами;

Ибо в мирно толко время спокойно сижу,

А в воинское и своих всех сил не щажу.

В.-Р.

С нетерпеливостью жду от тебя ответа, —

Бывала ль в походах и которого лета!

Скажи мне и про своих начальников главных!

А стройность твою вижу в видах явных.

М.-Р.

Тысяча пятьсот шестого года

Первой гетман мой был сенаторского рода

Леслав Ляцкоронский. Сей когда мною управлял

Многократно с козаками турков побиждал.

Двацять восем лет спустя Венжик Хмелницкий был:

Сей гетман под Заглавем орду мною поразил,

Которая как многочисленна ни была,

Храбрости однак моей одолеть не могла.

После сорока лет потом гетман Свирговский,

С которым вместе был и володар  волоский,

Одержал над турками четырнадцать побед,

Побив и пленных много погнав за собою вслед.

Году тысяча пятьсот семьдесят шестого

Гетман Богданко татар крымских пленил много,

А остальных там же наголову побил всех,

Повоевав разорил в татарских странах тех.

В.-Р.

Знаю уж, что началники твои гетманы.

Скажи еще про знаки и кем преж им даны,

О победах также, естли болше имела,

Скажи, над Ким и с каким при ком где успела!

М.-Р.

Я вкратце выше сего обявила тебе,

Много распространять не хотела о себе

И тем побед своих пропустила не мало;

Но когда хочешь слушать, скажу и начало.

Козаки издавна воинскими делами

Бывали весма храбри своими полками.

На крепкий тот город Цариград наступали,

Турков и татар безчисленно поражали,

Самоволно ходили в помочь царствам иним,

Без платежа служили королевствам другим,

По воинской охоте себя не щадили,

Реки переплывали, моря переходили.

Одна та к принятию великих нужд гнала,

Одна та войной прославляться понуждала,

Не могла терпеть и лета моя живна кровь,

Чтоб не послать куда на брань своих козаков.

Да и сами они нарекали на меня,

Если когда скрою войну, в дому их держа.

С великим стремлением бежали сражаться,

В несказаннии труды горели вдаваться,

За отечество, веру и верность все бились,

В многих опасностях безстрашни находились.

«Доставь, доставь, небо, предков наших целость нам!

Доставь, — кричали, — чтоб мы не служили врагам!»

Россия Малая в целости своей зовусь,

За сынов своих с неприятелями в кровь бьюсь.

Сыновья мои верни пребудут в век при мне,

Додержат до конца добру храбрость при себе

Самопалы, обухи, луки, колчаны стрел

И списы — оружие их было из давних времен.

Тем одним пределы свои прежь защищали,

С тем одним и вдаль к неприятелю ступали.

А о множестве толь храбрых козаков мои

Напомню тебе то, что никто не сказал про них.

Когда салтан турецкий об них спрашивать стал,

Именем всего общества один отвечал:

«У нас что лоза или байрак, то и козак».

Ибо в малых куренях жили по сту, двести

И поболше Козаков согласно все вместе,

Коих упражнение состояло в войне.

Гнали неприятелей звнутр себя и вне

И таким образом славились побеждая,

Богатились, воински добычи взимая.

В тысяча пятьсот пятом году татар збили,

Огнем и мечем всю землю их поразили.

До тех пор козаки с выборними своими

Продолжали брань кровну с землями чужими.

Потом Стефан Баторий король полский славный

Привел Козаков еще в лучший строй и главный;

Ибо чрез год гетмана над ними поставил,

Волности вновь наддал и прежние доставил,

И прислал ему арматы, бунчук с булавою

И всякие воинские припасы с корогвою,

Учредив тож по гетмане обозных судей,

Асаулов, зделав порядок в их стране всей,

Определив также и полковников в полках,

Привилегиями ствердил в вечных временах.

При сем короле первый гетман определен,

Кой в исчислении кратком выше обявлен.

На тысячу миль Азию повоевали,

Тогда и Трапезон в турков козаки взяли

И под Константинополем своими браты

Побрали тож добычи богаты.

А при гетмане Шаху (1577 года) молдавцов побили,

Так что все их войско в крайней беде стеснили.

Гетман Петр Канашевич Кефу город достал

И многих плены своих от турков назад взял.

Он же и под Хотею так их преодолел,

Что из всего войска едва полк остался цел.

Видиш, как силна я войском своим была

Прежде, и как под полскою короною жила!

Сего обявления храбрости от меня

Доволно уже, думаю, будет для тебя.

В.-Р.

Ах, как ты скучна! уже-ль тебе говорить лень?

Для сих забав пожалуй, проводи со мною день!

М.-Р.

Достанется и ночи, как загремлю войною.

Храбрость моя пространна, — бодрствуй толко со мною!

Я тебе к той точке привела своею речью,

Как жила под Полщею з Запорожской Сечью

И на войнах была с своими козаками,

Побеждая и обладая городами.

И ныне обявлю уже со славою то время,

Как сложив с себя ляхов несносное бремя,

Воевала с ними и з другими народы,

Проходя многотрудно горы, поля, воды;

Покажу и причину, зачим отдалилась;

Представлю, что не без обиды с нею билась.

Начали ляхи к западной церкви приводить,

Несносни дани налагать, за недачу-ж бить;

Козацких дитей в котлах тирянско варили,

Женам сосцы отризовали и мертвили.

И что толко ко озлоблению вздумать могли,

Производили в дело: грабили домы, жгли.

Для того за такое нарушение церквей

И страшное мучение козацких детей,

Выбрав гетманом Тараса над собой всеми,

Сыграли войну под Переяславом с теми,

Де поляков побито премногое число;

Немало тож и в полон в мою страну пришло.

До тогож за трицять один год в полских странах

Гетман Наливайко Слуцк и Могилев сжег в прах

И безмерное побил там множество ляхв,

Приводивших к западу восточны Козаков,

Кои с тех пор начало в войне возимели,

На ляхов с полками своими зашумели.

Почему те со мною то лестно примирались,

То опять, нарушая мир, драться вновь рвались.

И как ни начинали жестокую войну, —

Поражали козаки силу их не одну.

По переяславской войне десять лет спустя

Ляхи Козаков войною погубить всех хотя,

Не толко успеху в мыслях не получили,

Но и сами еще себя там погубили;

Ибо в прежестоком вимерзли все морозе

И с лошадей падая погибли в обозе.

А при свободители всей Малой России

Как славно поражены были ляхи сии.

Храбрий тот Хмелницкий Козаков предводитель

Много раз оставался над ними победитель.

Он отдалил от Полши всю Козаков силу,

Окружил ляхов войском спреды и стылу.

Там от ревучего треску стогнала земля,

Пала на месте не дна тысяча стеня.

Звук огненных оружий давал эхо лесам,

Стлался густой дым в полях по полским головам;

Рвы, долины ровнялись с холмами, горами,

Наполнены были кровавими реками.

А кои имели щастие в живых остаться,

Начли все от страху в бегство обращаться.

Почему тогда Потоцкий гетман коронный,

Ободряя всякий полк свой и пеший и конный,

Принуждал к сопротивлению козакам тем:

Стыдно, говорил, не защищать себя нам всем.

И хотя ляхи оправиться опять рвались,

Однак как снопи при силних мечах валялись.

Причем преужасному дожду быть случилось,

Итак все ружье их огненно помочилось.

Сим образом поляки главно пораженни,

Так что все уже к последней беде приведенни.

Сын Потоцкого два рази ранен стрельбою,

Пал с лошади и умер на оном же бою.

Обоз их разграблен, протчие побраны в плен.

Одна только мертвых осталась на полях тень.

Да Грешинский, которий по щастию убежал,

Но и тот от Козаков много ран там достал.

Потом того-ж сорок осмого году

Ляхи, взяв еще своего много народу,

Собрались под Корсуном с армиейю другой,

Где услышав о славной козацкой силе той,

Стали было от страху проломом уходить,

Чтоб и другой армии также не погубить.

Но козаки приспев ляхов с лошадей збили

А пехоту полску так крипко воспятили,

Что поляки и нехотя зседши с лошадей

Войну имели с козаками несколько дней,

Где побитии на голову многие из них,

И обоз также весь там бедно разграблен их.

Здесь козаки, при помочи кримскаго хана,

Пленили Потоцкого полского гетмана

И другого Калиновского в полон взяли,

Причем и полководцев много теж побрали.

Заставляла поляков кровна победа та

Просить у козаков оставшимся живота.

В томже годе тот-же гетман Зиновий Богдан

Под Пилявцами городом имел с ними брань,

Где он с четирма тысячами козацких сил

Да татар столко ж ужасно ляхов поразил.

Шестдесят тысяч рядовых поляков пало,

А и знатнаго шляхетства также не мало.

Страх и трепет Хмелницкий полского народа,

Победил их и под Збаражем того-ж года,

Он же и под Зборовом дал себя славно знать,

Вечно будут ляхи тот програш вспоминать.

Во время ужасного бою на месте том,

В пророчество беды полякам, ударил гром.

И тогда трискуче облака наступили,

То и знамена и корогви их разбили.

Не было пищи им, ни корму их лошадям,

Для того всех оних отогнали к козакам,

А сами по неволе той пеши остались,

Не бились уже, но жизни отчаевались.

Ибо окопал их Хмелницкий округ валом

И стеснил войско оных в одном месте малом,

Так что последний конц приходил им уже.

Поели бывшие съистние припаси все,

Почему зделался великий голод у них:

Начали ляхи искать у поле костей гнилых;

З жадностию или мясо смрадних лошадей;

Ловили для пищи кошек, собак и  мишей.

За одну песю лапку друг с другом в кровь бились.

Страшно и жалко смотреть было, как живились:

За маленькую криху на поединок шли,

Одну оную на тысящния части влекли;

Инии-ж жарку землю кусали зубами,

С конским навозом рвали оную устами

Смотри. До чего храбрость козацка привела!

Разсуждай, как Полща от ней стеснена была!

Но сего недоволно, — скажу еще много,

Что было ей того-ж году сорок осмого.

Козаки под Берестечком с помочю татар

Вступили с ляхами в силной сражения жар,

Где славны ротмистри с полковником Стадницким

И прочие знатнейшие побитии Хмелницким.

Знатнейших число до пятисот простиралось,

А рядовых всех несколько тысяч считалось.

Один же тот год и под Белу-Церквь водил,

Один тот-же ляхов и там силно поразил.

Хмелницкого предводителство и там было,

Хмелницкого щастие и там войне помогло.

Он бесстрашно и горячо вступил в брань с ними,

Розбил тож все их войско полками своими.

Мертвыми телами поля были покрити,

Тымячами самих знатнейших ляхов побити,

Чего и Волович главний их не избежал,

Силною рукою весь иссечен мертв на землю пал.

Стенание раненых отдавала земля,

Шумела горячой побитых кровю кипя.

Там солнечные лучи тупо проходили,

Густые тени тел мертвых холми покрыли;

Поля багряным были залиты все блеском,

Рвались леса козацким огненным треском;

Усугублял облаки там густой дым с огнем;

Грозил еще козак ляхам кровавым мечем,

Рвался, ярился или самому в конец пасть,

И до остатку избить всю области их часть;

Свивалась пена белым клубком в устах его,

Казала еще гром на ляха врага того,

Искал он по вертепам, пропастям земным, рвам,

Хотел и память истребить к вечным временам.

Таким убежденни будучи ляхи страхм,

Даби не пошла вся земля их в конец прахом,

Слезно Козаков начали о мире просить,

Обещая им все волности возстановить,

Почему Хмелницкий со всем козацким збором

И заключил с ними мир с оним договором.

Но и следуючем лету понеже опять

Лестние ляхи стали Козаков утеснять

И препятствовали сыну его во всю мочь

Взять за себя молдавского господаря дочь,

Для того Хмелницкий, с татарами согласясь,

Мечем порубил ляхов, с Калиновским сразясь,

Который полской оной короны тот гетман

На сем страшном сражении также смерти предан,

И Собецкий староста Красноставский скончалсь

Побижден и убит, как силно ни опиралсь.

Калиновскому татарин голову срубил,

На копьи принес и Хмелницкому сообщил.

А Самуил, сын Калиновского гетмана,

Побежав от Козаков и крымскаго хана,

Утонул в Бубновки, на мосту обвалился, —

Так погубив жизнь, с оними и не сразился.

Здесь ни один из ляхов не остался в живых,

Пали все на Батози в немощах своих.

По той побиде несколько времени спустя

Побиты и под Жванцем, сами побить хотя.

Таким образом они в безмерной страх пришли,

Чтоб к последней беде козаки не привели:

Бросили жилища свои пусты в городах,

Разбежались все по пустынях, горах и рвах.

И мертвия тела, кои уже сотлели,

Выгребали, как звери, от гробов и ели.

«Жрите тленны человеческие приправи! —

Кричали козаки, — все вы ляхи лукави!

Таким кушаьем кормить вас давно достойно!

Не умели вы нами управлять спокойно.

Зачим было веру нашу ламать стараться?

Зачем было над нами явно издеваться?

Для того ль мы с войском своим жили под вами,

Чтоб пожитки наши грабили вы с жидами.

Дадите ответ за тиранския мучения,

Отмстит еще болше небо за озлобления.

Уже-ль вам не ставало пищи, чем жизнь прожить,

Что начали и дитей наших в котлах варить?

Вспомните, сколко вы с нами мир заключали!

Представте-ж, как скоро и часто нарушали!

Лесть ваша одна с злобою действовала во всем.

Хотели истребить нас, смучить, побить мечем.

Справедливость однако наша победитель,

Предстал нам Хмелницкий, общий наш свободитель.

Пребудет память его у нас в роди родов,

Пребудет во век и слава, храбрость Козаков.

Защита ваша правда не отъемлется вам,

Последует всегда погибель нашим врагам.

Толко уш полно вам сили наши в страх истощать!

Найдем державу, которая будет защищать.

Утеснял Булкан Троян, — вступился  Аполлон.

Злилась Юнона на Энея, вожда Троян;

Однако он от Венери к обиде не дан.

Свиреп Нептун хотел отнять Улиссов живот,

Но Минерва вступила за него в кривавий пот.

Поидет солнце прежде от запада на восток,

Нежель мы преступим, уж дав, оной свой зарок.

Воды в реках скорее назад потекут,

Нежель воини наши себя вам предадут.

Звезды на земле прежде крепко утвердятся,

Земледельцы на небе с сохою населятся,

Вода вспламенится, от огня пойдут воды,

Нежели обратимся к вам в вечние роди».

Затем, как Хмелницкий от Полши вовся отстал,

Салтан турецкий Османа-агу  прислал,

Дабы со всем войском ему поддался,

К полскому королю вечно не возвращался,

И в знак милости чрез того-ж Османа-агу

Прислал ему саблю, булаву и корогву.

В.-Р.

Ты же про турков говорила со мною,

Скажи, кто еще хотел обладати тобою?

М.-р.

Не раз и не два должно-б про них еще сказать;

Ибо премного те старались меня склонять.

Да и крымскому хану хотелось мною владеть,

И другим думалось то склонить, то одолеть.

Однак ни на ково из всех оних не смотр,

Хмелницкий сознав войско свое и ободряя,

Росийскому государю себя известил,

Ему со всею Украиною поддал и покорил

И пред российским боярином Бутурлином

В Переясловле тогда-ж присягнул вечно в том.

Алексей Михайлович, самодержец главный,

Доброволной подачи видя знак мой явный,

Монаршую грамоту волностями доставил,

Все прежние статьи утвердил и возставил.

И так, когда Рссии надлежать уж стала,

Покажу, как и при ней храбра прежде бывала.

В.-Р.

Знаешь ли, с Ким говоришь, иль ты забываешь?

Вить я Россия! Зачим меня пропущаеш?

Для чего не придаешь мне точно подачу

И отнимаешь у меня свою удачу?

Будто к другой России, не ко мне принадлежишь,

И при мне, будто без меня, войнами гримишь!

М.-Р.

Знаю, что ты Россия, да и я так зовусь.

Что ты пугаешь меня? Я и сама храбрусь.

Не тебе, государю твоему поддалась,

При которых ты с предков своих и родилась.

Не думай, что ты сама была мой властитель,

Но государ твой и мой общий повелитель.

А разность наша есть в приложенных именах.

Ты Великая, а я Мала живем в смежных странах.

Что-ж я малой называюсь, а ты великой,

То как тебе, так и мне нимало не дико.

Ибо твои пределы пространнее моих,

А мои обширностями поменше твоих.

Уже-ль гора собою надо мной обладает?

Нет, нет! Но как сей, так та к тому принадлежит.

Так мы с тобою равни и одно составляем,

Одному, не двум государям присягаем, —

Почему почитаю тебя равну себе.

Не говори: как обществу, поддалась и тебе!

Самодержец твой и мой шлет тебя и меня,

Один он отзывает из походу шля,

А не ты республикою повелеваешь мною.

Ничем неумаленна царем я пред тобою,

Оставленна также я при своих чинах всех,

Обнадежена и впредь милостию тех.

А ты при своих достоинствах пребываешь,

Кои от того ж государя получаешь.

И так не можешь и в сем всю меня обидеть;

Как бы ни тщилась чины мои ненавидеть;

От ково ты получаешь, и я от того.

Не достанет толко у нас с тобою одного

Того, что чины твои инако зовутся,

А мне также иним названием даются.

Но сие-ль для тебя может казаться странно?

Обойди  умом все государства пространно,

Во всяком почти найдешь различие в чинах,

Кое в одних состоит названий именах;

А найпаче во всей Азии то бывает,

Котора свои имеет, наших не знает;

Однако ж сравниваются между собой все те.

Что ж мешает взглядом тебя иметь тоеж и мне?

Посему бы ты визиря капитаном почла,

Потому что Турция сие имя дала;

Князь сел бы у тебя ниже сержанта,

Пашу променяла бы за комедианта,

Муфтия почла б дячком, а сотника соцким,

Писаря моих полков сверстала б с своим.

Нет, нет, дружок! Не изволь так думать про меня!

Я почтена от государя, не от тебя.

Он меня в покровительство принял как свое,

То все оставил при мне, что только есть мое;

Привилегий польской короны не отменил

И чины мои прежде там данные подтвердил.

А чтоб лучше ведать ты могла мои службы,

Приводя обоих нас в неразрывны дружбы,

Российские государи чины прибавляли

И свои к прежним моим за верность давали,

В чем, думаю, и спорить не станешь ты со мной,

Ибо многих таких во мне видишь пред тобой.

Чтож? Скажешь: для того дали российский чин,

Что его не имел прежде з моих ни один?

Куда такая ненависть несправедлива,

Стоит осьмого греческих мудрецов дива!

Что всяк царь и король хранил и еще хранит,

В том дерзкая компания твоя одна шумит.

Ибо, бывая в оной, мятеж производишь,

За одне токмо места всех к ссоре приводишь.

Каптенармус будучи, не уступишь обозным,

Толкнешь старшин тех полковых по местам розным,

Ефрейтором посядешь судью полкового,

Рад спорить с ним, хоть от нево отстоишь много.

А когда уж в аудиторский ранг попадиошь,

То и к генеральным старшинам драться начниошь...

Смотри, что иностранный народ французы,

С монархиней нашей имеющие соузы,

Публикуют про генералных старшин моих.

Они с ними равняют генералов твоих.

Генералного ж писаря так представляют,

Что великим канцлером моим называют.

По крайней мере бригадирами их почтем.

И тут, видишь, что не без знатных рангов слывем.

Еще-ль чины мои тебе кажутся странны,

Вот имеешь от меня вид сходства пространный.

Вспомни бояр и между прочими же стрельцов!

Вспомни бояр между пробывших думных дьяков!

Все те и поныне в пространстве твоем живут,

То ж, как прежде, достоинство и должность несут,

Но названы вновь наречием только другим,

Переименованы именем уж иным,

Так что канцлерами начали называться

Дворянами и лейб-гвардиею считаться.

Петр первый, обошед разныя земли, царства,

При учреждении своего государства

Много в государстве с пользою узаконил,

А при том и часть чинов в именах отменил.

Да и прежде видны такие ж примеры,

Что инако звались, а были в ровной мере.

Зачем много говорить? Сама видишь, знаешь, —

Ассесора с маиором не одно ль считаешь?

Хотя сей в воинских, а тот в гражданских делах,

Однак не равны ль те между собою в чинах?

Много больше про меня думай взглядом оных;

Ибо я остаюсь в прежних чинах коронных,

Кои в именах (с твоими) весьма разнятся,

А в сравнении не могут собой остаться.

В.-Р.

Ну, полно уже  меня приводить в азарты!

Не будь вспылчива, иное принимай в жарты!

Я только спросила о поддаче мне твоей,

Зачем отнимаешь оную от меня  всей;

А ты уж и много обличать меня стала.

Брось пороки считать, что во мне примечала!

Признаю, что не я собой тебе властитель,

Но самодержец наш есть общий повелитель.

Не спорю уж, что он тебя принял с чинами:

Вижу, что и своих часто сравнивал с вами.

Но скажи с миром, о чем выше вопрос гласил,

Выигриваешь войну будьто без моих сил?

М.-Р.

Да и конечно так! в прежние времена.

Не надлежа еще сюда, билась я одна,

Многих неприятелей поражала больно.

Вспомни прежнюю мою речь, признаешь довольно.

Но не думай, будьто все представлено мною!

Много там пропущала, говоря с тобою,

И знатнейший только казала воинский бой,

Славнейшую являла храбрость свою и строй.

Итак видишь и сама мою справедливость,

Какова и без тебя была моя живость.

Не пособляла ты мне в воинско то время,

Как свергала я с себя все лядское бремя

И за озлобления с оными сражалась

Храбро, славно и удачно сопротивлялась.

Не была ты и тогда, как к туркам ходила,

Коих одна я не раз славно победила.

Без тебя я  и на молдавцов наступала,

Без тебя я их сильной рукой прогоняла.

Сознавай сама. Была ль и на тех войнах при мне,

Как многих татар победой в плен брала я себе?

Еще ль с тихой хитростию больш станешь озлоблять?

Еще ль не пора тебе храброй меня признать?

Когда ж Российскому я поддалась уж царству,

То как обе одному служим государству,

Так не можно сказать, чтоб одна всегда билась

И чтоб на многих местах дна я сразилась.

Но как ты, так и я вместе соединялись,

Каждая из нас своими полками бивались;

А к иным местам посылана я и одна,

Текли где с кровью: лето, осень, зима, весна, —

Видели много четыре те года части,

В какие гнала я неприятелей страсти.

Не отнимаю сим от тебя воинских хвал,

Сорван тобой не один неприятельский вал.

И что к твоим принадлежит силам, то твое.

А что к моей воинской славе, то тож мое.

И так с времени моей уж сюда поддачи

Покажу особливо и свои удачи.

Как согласился король польский с ханом кримским

Огнем и мечем воевать с царем российским

За то, что я поддала повек ему себя,

То гетман Хмелницкий, сего не терпя,

Его царскому величеству тотчас донес:

Зачем государь, упреждая умысл их весь,

Отправился сам в Литву под Смоленск с полками,

Куда Золотаренко послан с козаками (1654 г.) ,

А Хмелницкий под Хвастовом находился тогда;

И как приспели многи полки мои туда,

То Золотаренко, наказный оный гетман,

Около Гомля  Быхова произве брань,

Где ляхов и татар многих порубал, прогнал,

И как те, так и другие города достал.

При оном же Золотаренку и Смоленск взят,

Котораго козаки стараясь доставать,

Казали ревность, смелость при глазах монарших,

До одного выбили всех тамошних старших,

За что дольным жалованье награжден,

Похвалены, почтенны и обогащены.

Тогда ж с Золотаренком ходил государь цар

Вевать дальше в Литву поляков и татар,

Где под Березиной, под Шкловом, рекю

С князем Радзивиллом стали биться войною,

То тотчас оной Радзивил совсем побежден,

Так что едва ль сам не остался жизни лишен.

Взято тогда больш двухсот литовских городов,

А из моих мало потеряно козаков.

В то же время Витеск до основания изсекли,

Вильну разорив, тысячи ляхов посекли.

Между Ставищами ж и Охматовым через год

Что произвел над ляхами козацкий народ,

Как ляхи с татарами в поле соединились

И в обоз козацкий там уж было ввалились,

То козаки, напавши на ляхов и татар,

Оглоблями из саней такий дали уда,

Что мерзлыми телами, коих убивали,

Весь обз свой как будто валом окидали.

Редкое то чудо было с бедою ляхам,

Что и оглобли козацки страшили врагам,

Коих презрев, как не раз войною успели,

Ружиом с ними драться уже не схотели,

А в насмешку вздумали бабьим бить мастерством;

Когда б случилось при них, гнали б и помелом.

Тогда больш пятнадцати тысяч людей оных пало,

И в полон взято ляхов и татар не мало.

На другой потом день, как та сечь окончалась,

Страшная баталия опять начиналась,

И продолжалась даже до самой темной ночи,

Не стало уж больш лядской и татарской мочи;

Ибо столько ж иль с залишком пало и в этот день,

Сталось всего  войска в них только на пядень.

З тех пор Хмелницкий сам ушь на войну не ходил,

Но как король шведский помочи его просил,

То одних Козаков своих к нему послал он,

К коим придан был киевский полковник Антон.

Тот Антон Адамович, когда туда пришол,

Отправил с ним и свое войско шведский король,

С которым, когда козаки совокупились,

В самую средину Польши смело пробились

И оба столичные города поляков

Успешной войной взяли, Варшаву и Краков,

Побрали там многие шляхетские богатства,

Сенаторски уборы, костелов изрядства;

Добрались и до королевских корон, порфир,

Как будто нарочито собранных имм на пир.

Храброст Хмелницкого не описана собой,

С успехом имевшаго частой воинской бой:

С многими народами он в сраженья вступал,

И с которыми ни вступал, всех тех побеждал.

Саамы алпийские непроходимы горы,

Как Геркулес древный пройшол бы с войском скори,

Широкий и пространный путь для всех дал бы там,

Кровной победой грозил-бы тамошним жильцам:

Но ниже следовало ити туда ему.

Ни он старался нанесть войну свету всему,

А билсь столко с неприятелями такими,

Коих к обществу своему узнавал злыми.

Муж имени и чина того достойнейший

Побеждать врагов, нежель вступать, был скорейший.

Гетман многоразсудный, бодрый и дерзновенный,

Скоропостижный в трудах, нуждах, невтомленный,

Ко всяким злоключениям воинским обикший,

Холод, жар и нужды вдобь носить первейший

И протчие многотрудныя неспокойства;

Испытал трудов различных перемен свойства

Мало радил о  себе,  толко-б всем угодил,

Общество-б и отечество цело сохранил:

Первой на войну, последний сходил с оной,

Дрался, боролся своей храброй обороной.

По многих наконец славних воинских делах

Умер, оставив память и по днесь в козаках.

Печаль, жалость в последние роди незабвенна

Казалось тогда всем ввек быть неумаленна.

Слезили осиротевшие мои дети,

Являлы друг другу печальние приветы,

Оплакивали с жалосты неутешимой,

Не чаяли никакой отрады любимой,

Не думали себе уж быть отцу такому,

Не мыслили, чтоб так удавалось другому.

«Пала уже вся надежда наша, — кричали, —

Не воскреснет защита, вечно потеряли.

Вселюбезный отче наш, любезный!

Чего-ль дождали мы, чтоб ты нам лил ток слезный?

Отец наш вселюбезный, любезный наш отец!

Уже-ль хищным волкам попустишь кротких овец?

Любезный наш отец, отец наш любезнейший!

Уже-ль будет нам без тебя гонитель злейшый?

Не страшен был ни один супостат при тебе,

Ныне-ж боимся многих оставшиесь в себе.

Уже-ль станут менять нас за хлеб, соль и воду,

Как то было от ляхов нам одного году?

Когда-б естли-б не ты нами храбро управлял,

И память-бы нашу неприятель давно скончал.

Пробудись в радость нам хоть на малое время!

Ощутись, встань, блегчи тоски нашей бремя,

Посмотри хоть собравшихся детей своих всех,

Взглянь еще хотя последний раз уже на тех,

Котория утешения не имеют,

Как овцы заблудши по пастыре жалеют!

Они не для того все вместо собрались,

Дабы с тобою отцем своим на-век прощались.

Но чтоб руководствовал ты, как прежде, им,

Казал-бы, учил, как противиться врагам злым.

Молви хоть одно, отче любезный, нам слово!

Вот все войско твое пришло, слушать готово!

Собери его вместо, защищай, охраняй,

Покровителствуй, милосердуй и соблюдай.

Поднимись, естли ручей слез наших жалеешь!

Иль ты уже любви к нам прежней не имеешь?

Зведись, естли отчаянным хочешь пособить,

Встань, естли оставленных желаешь ободрить!»

Да! завтре устанет, завтре ободрит, утешит нс!

Прерывал хлипающими словами общества глас.

Не так, видно, заснул он, чтоб встать уже к нам мог.

Встанет разви, как затрубит при последке рог.

Тогда ушь сберемся к отцу своему с полками

И тогда разви разговоримсь с ним и он с нами.

А ныне последний свой долг отдадим ему,

Который век незабвен будет войску всему.

Но ах! Все силы наши превосходит печаль, —

Не можем и тела твоего несть отсель вдаль.

Мы бы хоть на оное со страдою смотрели,

Желали-б, чтоб тебя пред собою век имели.

Грозила-б еще и тень твоя нашим врагам,

Боялся-б неприятель при ней приступить к нам.

Ах, отче! Оставил дитей осиротелых,

Оставил в унынии бывших тобой смелых.

Все веселия, утехи отсель нас минуют!

Пособи! вот уже враги с нами воюют,

Напустят грусти, скуки, скорби и гонения.

Отврати нам неприятелей нападения!

Вот всадят нас в разженного медного вола.

Скончай мучения наши, дай радость, что была!

Мы на тебя глядя вздох тяжкий испущаем,

От тебя спасения своего ожидаем:

Оставившаго спящаго тревожим, будим.

Трудившагось, потевшаго еще томим, трудим.

Не отступим от ног твоих, ходивших с нами!

Пробудись и води нас прежними стезями!

Заблудим без тебя, разбредемся разно овцы.

Не встаешь, пастыр? поразят нас мироломцы,

Изщезнет слава наша, бывшая при тебе.

Увял цвет наш, увянет с тем и храбрость у себе.

Которых многие преж ужасались страны, —

И от малых полков будут уже попраны.

Оставил полководец, отстал, пошол вождь прочь,

Не устоит без тебя одна уже наша мочь.

Которые в сражения смело входим было,

Тех сие нещастие ныне в робость впред ввело.

Ну, куда ити нам без тебя и что начать?

Потеряв голову, можно-ль ногами ступать?

Глаза имея, без глаз стоим оцепенев;

Без рук кажемся храбры, прежде руки имев.

Уже и лица наши потупились слезя,

Падают колеблющись и колена дрожа,

Изнемогают сердце каменеем утеснена,

Пронзена грудь, терзается дух уязвлений,

Недоумевает ум, страх мысль ужасает,

Борущуюсь отраду скорбь одоливает;

Проходит сквозь кости кровь з густотою смешена,

Поднимает кожу, кипит в глазах червлена;

Встают бурны ветры, рвут волосы наших глав;

Бледнеет вид, дает перемены весь состав.

Лишились мы отца, предводителя войны,

Остались осиротелы уж дети одни.

Коих его щастие вскормило. Взрастило.

Тех мне нещастие вскормило, взрастило.

Тех мне нещастие судбою век поразило!»

Сим образом диты мои плакалисьнад ним,

Давали вопль, стенание по всем полкам своим,

Одни казали жалость явными слезами;

Другие вслух спивали, зевая устами;

Иные с необычным шумом голосили;

Некоторые по грудям сами себя били.

Часть в скрытом месте лила ток жалостный ручей;

Часть пред всем обществом реки пущала с очей;

Часть от задумчивости так окаменела,

Что как нема стоя и гласу не имела,

А казала толко в лице знаки различны,

Безкровны, почернелы, робки, необычны.

Протчие стоя над мертвым телом кричали:

Один был у нас отец, и того стеряли!

Во всем том напоследок став полками стройно,

Проводили гроб со всею старшиною достойно;

Несли с Чигирина с церемониею войсковой,

Погребли в Суботови в каменной церкви той,

Которую сам от себя он сооружил

...еще там положен быть ствердил.

Козаки, отвращая ту печаль помалу,

Стали приходить опять к своему началу

И к различным войнам вновь приготовлялись,

Прежную храбрость себе доставить старались.

Но полно, думаю, свои силы представлять!

А намирена на Хмелницком всю речь скончать...

Еще ль со мною в спорные разговоры вступишь?

Еще ль от ненависти ко мне не отступишь?

Вот тебя привела к самым твоим временам,

Представила я правду самым твоим глазам, —

Ни пискнуть уже тебе нильзя против меня.

Буди ж еще заспориш, больш обличу тебя,

Найду еще в тебе я премногих подобных,

Сочту и еще твоих государству злобных..

В.-Р.

Ах, ах! нет, нет! помилуй, уними о сем речь!

Пожалуй, пожалуй, все уже изволь пресечь!

Довольно, ныне твою правду принимаю,

Верю всему, почитаю, храброй сознаю.

Отсель и чины твои равнять с мерой стану

И от дружбы с тобою вечно не отстану.

Мы будем в неразрывном впредь согласии жить

И обе в едном государстве служить.

Посяпоры понимала темно о тебе;

Благодарствую, что протолковала ты мне.

«Український огляд - Украинское обозрение»

(надруковано в №5-6, 2006 р.)

Ця електронна адреса захищена від спам-ботів. вам потрібно увімкнути JavaScript, щоб побачити її.

Додати коментар


Захисний код
Оновити

Вхід

Останні коментарі

Обличчя української родини Росії

Обличчя української родини Росії

{nomultithumb}

Українські молодіжні організації Росії

Українські молодіжні організації Росії

Наша кнопка